Ренессанс

Филип Сидни. Из книги «Астрофил и Стелла»

СОНЕТ 1

Был искренней любви я мнил излить стихом,
Чтоб милую развлечь изображеньем бед —
Пускай прочтет, поймет и сжалится потом,
И милость явит мне за жалостью вослед.

Чужие книги я листал за томом том:
Быть может, я мечтал, какой-нибудь поэт,
Мне песнями кропя, как благостным дождем,
Спаленный солнцем мозг, подскажет путь...
Но нет!

Мой слог, увы, хромал, от Выдумки далек,
Над Выдумкою бич учения навис,
Постылы были мне сплетенья чуждых строк,
И в муках родовых перо я тщетно грыз,
Не зная, где слова, что вправду хороши...
«Глупец! — был Музы глас.— Глянь в сердце и пиши».

СОНЕТ 2

Не наобум, не сразу Купидон
Меня неизлечимо поразил:
Он знал, что можно зря не тратить сил
И все равно я буду покорен.

Увидел я; увлекся, не влюблен;
Но бог коварный раздувал мой пыл,
И наконец уверенно сломил
Слабевшее сопротивленье он.

Когда же нет свободы и следа,
Как московит, рожденный под ярмом,
Я все твержу, что рабство — не беда,
И скудным, мне оставшимся умом
Себе внушаю, что всему я рад,
С восторгом приукрашивая ад.

СОНЕТ 3

Пускай поклонник девяти сестер,
Свой вымысел раскрасив похитрей,
Словесной вязью позлащает вздор,
Рядится под Пиндара, лицедей,

Разведав путь, известный с давних пор,
Пускай он славой тешится своей,
Вплетает в строки пальмовый узор
И образы тропических зверей,

Мне хватит Музы и одной вполне,
Все чувства и слова живут во мне,
Не впрок чужих сокровищ закрома,
Я, встретив Стеллу, Красоту постиг,
Копирую, как скромный ученик,
То, что Природа создала сама.

СОНЕТ 6

В беседах с Музами влюбленные твердят
О зыбкости надежд, о страхах постоянных,
О том, что райский свет мучительней, чем ад,
О бурях, о кострах, о гибели, о ранах.

Поют Юпитера в его обличьях странных:
То лебедь он, то бык, то ливень-златопад.
Порой рядится принц в пастушеский наряд,
Свирелью тешится в лесах и на полянах.

Иной в своих стихах на жалобы не скул,
И вздохами слова с его слетают губ,
И слезы льет перо, и лист бледнеет белый.
Я тоже так бы мог, как эти господа,
Но вся душа моя распахнута, когда
Дрожащим голосом я молвлю имя Стеллы.

СОНЕТ 7

Когда Природа очи создала
Прекрасной Стеллы в блеске вдохновенья,
Зачем она им черный цвет дала?
Быть может, свет подчеркивая тенью?..

Чтоб свет очей не ослепил чела,
Единственное мудрое решенье
Природа в черной трезвости нашла,—
Контрастами оттачивая зренье.

И чудо совершила простота,
И Красота отвергла суесловье,
И звездами сияла чернота,
Рожденная Искусством и Любовью,
Прикрыв от смерти траурной фатой
Всех тех, кто отдал кровь Любви святой.

СОНЕТ 8

Бог Купидон бежал из Греции родной,
Где каменным сердцам злодеев-оттоман
Не в силах был стрелой нанесть глубоких ран,
И думал, что у нас он обретет покой.

Но в северной земле, морозной, ледяной,
Где вверг его в озноб и холод и туман,
Он возомнил, что был ему жилищем дан
Лик Стеллы, что горит веселостью живой,

Чья белизна и взор, как солнце на снегу,
В него вселили вмиг надежду на тепло,
И он решил: «Уж тут согреться я смогу!» —

Но от нее, чей хлад его измучил зло,
Мне в сердце он впорхнул, где, бросив уголек
И крылья опалив, вновь полететь не мог.

СОНЕТ 9

Храм Добродетели Природа возвела,
Использовав лицо прекрасной Стеллы;
Фасад из Алебастра нежно-белый,
Из Золота литого купола,

Жемчужными замками заперла
Она врата Порфирные умело,
И мы зовем щеками два крыла
Живого Мраморного лика Стеллы.

Сквозь два окна ее небесный взгляд
Не может в мире отыскать сравненья
С тем чериым светом, что струит гагат,
Всесильный, как земное притяженье.
Сам Купидон гагат Любви гранит:
Я — как соломинка, твой взгляд — магнит.

СОНЕТ 10

Ты впрямь двужилен, Разум, коль доныне
Бранишь любовь и сердце, сумасброд;
По мне, ты лучше б с лирой шел к вершине
Иль брал из рук Природы спелый плод,

Или следил светил небесных ход.
Напрасно тупишь плуг в бесплодной глине —
Не трогай чувства и его забот,
Правь мыслями — любовь нейдет в рабыни.

Хоть сердце и любовь терзаешь днесь,
Клинками мысли действуя умело,
Прямой удар в тебе убавит спесь:
Чуть опалит тебя лучами Стелла,
Ты, Разум, сразу хватишься за ум
И в толк возьмешь любовь без долгих дум.

СОНЕТ 12

Ты светишься, Амур, в глазах у Стеллы,
Дневной силок из локонов плетешь,
Вселившись в губы, пухлость им даешь,
Струй дыханья превращаешь в стрелы,

Ты полнишь сластью эти груди белы,
Злонравью кротость учишь, мед свой льешь
В живую речь — и всех бросает в дрожь,
И чистый глас поет тебя умело.

И все ж не мни, что Стеллой овладел —
Так войско, слыша трубы в ходе схватки,
Кричит: «Победа! Сладок наш удел!»
Нет, сердце Стеллы — крепость прочной кладки,
Там рвы и башни ум соорудил;
Сломить ее ни средства нет, ни сил.

СОНЕТ 14

Увы, мой друг, стерпел я много ран —
Того, кто людям дал огонь небесный,
Не так терзал свирепый Гриф над бездной, —
Когда опустошал Любви колчан.

Но, как Ревень, ответ тобой мне дан,
(И стала грудь для вздоха слишком тесной):
В трясине грешных мыслей тонет честный
Порыв души, и даже смерть — обман?

Но если грех мне формирует нрав,
Скрепляет правдой слово и деянье,
Страшась позора, за позор воздав,
Он верностью венчает воспитанье.
И если грех — Любви святое чудо,
То я вовеки грешником пребуду.

СОНЕТ 15

О ты, лелеющий любой ручей,
Любой родник парнасской древней кручи,
Любой цветок, невзрачный и колючий,
Суешь в свою строку, любой репей.

По способу ученых рифмачей
Ведешь ты строй грохочущих созвучий
И мертвого Петрарки стон певучий
Мешаешь с треском выспренних речей.

Ступив на этот путь, свершаешь промах,
Раскаешься в украденных приемах,
В них чувства нет, в них нет живой души.
Но если ты творишь не для забавы,
Но если хочешь стать питомцем Славы,
Взгляни на Стеллу, а потом пиши.

СОНЕТ 16

Так создан я, что за собой влекли
Меня красавицы, как самоцветы,
Бурлящий дух мой попадал в тенеты,
Которые Любовью нарекли.

Но языки огня меня не жгли,
Мне боли страсть не причиняла эта,
И я решил, что неженки наветы
На страсть из-за царапин навлекли.

Я с этим львенком лишь играл, пока
Мои глаза (на счастье, на беду ли?)
Узрели Стеллу, Сломана строка,
Ее глаза мой мир перевернули.
Теперь с Любовью мы накоротке —
Она как яд в отравленном глотке.

СОНЕТ 17

Эрот разгневал собственную мать:
Ослаб от нег любовный ныл Ареса,
Но в бога стрел не стал метать повеса,
В мехи пустые прежний жар вливать.

Юнец-то знал: Ареса не сдержать,
Коль разум скроет ярости завеса,
И мать сломала стрелы у балбеса,
Сломала лук, а он — давай рыдать.

Но сжалилась над ним Природа-бабка,
Две брови Стеллы в луки превратив;
Из острых взглядов вышла стрел охапка.
О, как он прыгал, весел и счастлив!
За старые дела проказник взялся,
Помчался в путь — и я ему попался.

СОНЕТ 18

Я сознаюсь в ничтожестве своем,
Входя к рассудку в счетную палату,
Из всех счетов я вывожу растрату
Достоинств, небом данных мне взаем.

За все, что мы с рождением берем,
Мне нечего отдать Природе в плату.
Не знал я счета ни сребру, ни злату,
И нет мне оправдания ни в чем.

Мой пыл сдает, мой дар творит безделки;
Мой разум тщетно защищает страсть,
Чьи побужденья низменны и мелки;
Я над самим собой теряю власть.
Но потому мной горе овладело,
Что больше нечего терять для Стеллы.

СОНЕТ 19

Струна души на луке Купидона
Не рвется и по-прежнему звенит.
Но в радости меня терзает стыд,
И страсть моя к раскаянию склонна.

Рассудок мой, ты — сам себе препона:
Перо мое о Стелле говорит,
Но слово на конце пера молчит
И суеты бежит настороженно.

Все Стелла превосходит. Но к чему
Мне все, коль я, как звездочет, который
Летит в канаву, глядя вверх — во тьму?
Пусть юный разум будет мне опорой,
Природой он на подвиги взращен —
Теперь к Любви спешит и рвется он.

СОНЕТ 20

Я в сердце поражен. Назад, друзья!
Жестокому не верьте мальчугану!
Из темноты, дыханье затая,
Он целится и вновь наносит рану.

Где, мальчуган, лежит стрела твоя?
Кто дал приют коварному Тирану?
В небесной тьме тебя увижу я,
Когда в глаза моей любимой гляну.

Я, скромный путник, в темноту гляжу,
Стою недвижно, очарован мглою,
Но мальчика во тьме не нахожу.
Вдруг молния, сверкнув, летит стрелою,
И я смертельно ранен: то была
Не молния, а грозная стрела.

СОНЕТ 21

Ты говоришь, насмешливый приятель,
Что загнала меня Любовь в капкан
И что в моих стихах царит обман,
И что мой разум — суетный мечтатель.

Пускай я невнимательный читатель
Платона, — право, не один туман
Юнцу лихому от рожденья дан,
Хотя порой надежда — подстрекатель.

Безумный Март мне не сулил беды,
Но я предстал в упадке перед Маем.
Чем встречу я часы моей страды?
Ты, верно, скажешь: разум твой вскопаем
Лопатой знаний. Друг мой, возвести,
Что в мире сможет Стеллу превзойти?

СОНЕТ 22

На небосводе Солнце посредине,
Прекрасных близнецов покинув кров,
Без шарфа белоснежных облаков,
Обрушивает жар в своей гордыне;

И Всадницы прекрасные отныне,
На ветер не бросая бранных слов,
В благословенной тени вееров
Спешат укрыть ланит непрочный иней

И только Стелла, лишь она одна,
Лицо, подобно Солнцу, не скрывала,
Беспечностью своей защищена,
Она своих богатств не растеряла.
В тот день красавиц много обгорело,
Но Солнце лишь поцеловало Стеллу.

СОНЕТ 23

Заметив мой угрюмо сжатый рот
И мой тоскливый неподвижный взгляд,
Досужий свет гадает невпопад,
Никак причин печали не найдет.

Один готов побиться об заклад.
Что это все — познаний горький плод,
«Он к Принцу вхож, — иные говорят, —
И полон государственных забот».

А самый строгий Приговор таков:
«Тщеславен! В гору лезет! Но почет
В златую западню его влечет!»
Эх, умники! Эх, скопище глупцов!
Стремлюсь душой и днем, и по ночам
Лишь к сердцу Стеллы и к ее очам.

СОНЕТ 24

Глупцов богатых многих я знавал,
Ничтожества, высиживают клад,
Потом клянут свой жребий, как Тантал,
Жизнь богачей — не жизнь, а сущий ад,

Однако им Господь смекалку дал,
Глупцы хитрее умных во сто крат,
Добро свое, презренный свой металл
Лелеют, как святыню, и хранят.

Вот вам глупец богатый — но каков! —
Ему дарован лучший самоцвет,
Сей Божий дар он в грязь втоптать готов,
У этого глупца понятья нет,
Чем он владеет. Жалкий богатей!
Пусть процветает в тупости своей!

СОНЕТ 27

Я, погруженный мыслями во тьму,
Угрюмцем на веселии сижу
И нужных слов в ответ не нахожу
Тому, кто чтит не мысль, а речь саму,

И с уст слетают слухи посему —
Мол, яд гордыни я в душе держу
И потому знакомства не пложу,
Что льщу себе, а боле никому.

Но не гордыня мною завладела —
Душа глядит в нелживое зерцало;
В грехе тщеславья признаюсь я смело,
Что обойти друзей мне приказало
Незримое,— но тяга ввысь склонила
Мой дух любимой посвятить все силы.

СОНЕТ 28

О вы, поклонники молвы лукавой,
Ославлен вами мудрый и святой,
Но для меня все толки — звук пустой,
Я не из тех, кто гонится за славой.

Прославить Стеллу я не счел забавой,
Любовь я пел, плененный красотой,
И мне совсем не кажется уздой
То, что клеймит ваш свет, ваш Разум здравый.

Я темы не прошу, моя строка
Не требует премудрости извечной,
Порукою тому моя рука,
Ведь я же в простоте чистосердечной
Дышу огнем, пылающим в крови,
И все мое уменье — дар любви.

СОНЕТ 30

Грозят ли полумесяца рога
Уделам Христианского закона?
Огнем жестоким Польская корона
Растопит ли Московские снега?

Помирятся ль французских три врага?
Крепка ли сила Цесарского трона?
Воспрянет ли Оранской славы крона,
Спасет ли Нидерландов берега?

Возьмем ли Ольстер на приманку злата,
Как взял его когда-то твой отец?
Шотландским смутам будет ли конец?
На каждый сей вопрос витиевато,
С учтивою улыбкой всякий раз
Ответствую, но думаю о Вас.

СОНЕТ 35

Ну как словами выразить предмет,
Коль истину не отличишь от лести?
Коль с бесконечностью природа вместе,
Как очертить любовь? Ведь грани нет.

Как жар мой загасить? Кто даст совет?
Пылает сердце, разум не на месте.
Коль Купидон стоит на страже чести,
О, где надежда, что увижу Свет?

Тебе служа, Амур достиг блаженства,
И Слава жалкая уже не прах,
Коль имя Стеллы на ее устах.
В тебе нашел мой разум совершенство,
Не ты хвалой — тобой хвала горда,
Хвалима ты — почет и ей тогда.

СОНЕТ 36

Зачем ты, Стелла, и на этот раз
Штурмуешь замок сердца покоренный,
Куда уже давно сквозь бреши глаз
Твоих волшебных чар вошли колонны?

Давно Амур исполнил твой приказ,
И стяг твой осеняет бастионы.
Зачем впустую тратишь сил запас,
Громя в бою свои же легионы?

Такая нежность в голосе твоем
И в нежности его такая сила,
И столь она безмерна, что ничком
У ног твоих душа моя застыла.
Да что душа! Булыжник неживой,
Бездушный пень — и тот пленен тобой.

СОНЕТ 37

Губам неймется, распирает грудь,
И чешется язык, и мысли в родах.
О лорды, слушайте — молю о взгодах! —
Вот вам загадка, уловите суть.

К двору Авроры нимфа знает путь,
Богата всем, что зренью дарит отдых,
И слово ни одно в словесных сводах
Не передаст богатств ее отнюдь.

Богата похвалою непрестанной,
Богата сердцем царственных высот,
Богата славой, вечностью венчанной,
Но хоть в богатстве без забот живет,
Одним несчастьем жизнь ее чревата:
Она, увы, по имени Богата.

СОНЕТ 38

Смыкает сон тяжелые крыла
Над сенью век; дремота укротила
Круженье дум и чувства отвратила
От мелочей, которым несть числа.

Но страсть и здесь пристанище нашла
И образ милой Стеллы возвратила.
А в нем такая трепетность и сила,
Что попроси — она б запеть могла!

Вскочил, гляжу, не верю пробужденью:
Виденье угасает наяву.
Бегу вослед — бегу уже за тенью,
И сон к себе на выручку зову.
Но безвозвратно сладостная дрема
Минутной гостьей изгнана из дома.

СОНЕТ 40

Уж лучше стих, чем безысходность стона.
Ты так сильна всевластьем Красоты,
Что все потуги Разума пусты:
Я выбрал путь, где Разум лишь препона.

Само благоразумье, ты, как с трона,
Едва ли снизойдешь до нищеты
Глупца, которому все в мире — ты.
Гляди: я пал, никчемна оборона.

А ты лишь хорошеешь от побед.
Но мудрый воин помнит про совет:
Лежачих бить — не оберешься срама.
Твоя взяла, и мне исхода нет.
Ах! Я служу тебе так много лет!
Не разрушай же собственного храма!

СОНЕТ 41

В тот день служили конь, рука, копье
На славу мне — моей была награда
По приговору английского взгляда,
И милый враг француз признал ее.

Не столь высоко мастерство мое
И не чрезмерна мощь; молва бы рада
Считать, что хитростью взята преграда;
Иной приплел удачу самоё.

А те, с кем я с рожденья удостоен
Единокровьем, мнят, кичась родством,
Что я Природою взращен как воин.
Все невпопад! Причина только в том,
Что Стелла там сияла, и блистанье
Меня вело к победе на ристанье.

СОНЕТ 42

Глаза, красою движущие сферы, —
Вы свет отрад, отрады блага льете,
Вы научили чистоте Венеру,
Любовь осилив, силу ей даете,

Ваш скромный взор величествен без меры,
У вас жестокость правая в почете, —
Не прячьте свет свой, не лишайте веры,
Над головой светите в вечном взлете!

Утрачу свет их — жизнь моя в ночи
Забудет дух питать, в томленье пленный.
Глаза, с высот дарите мне лучи.
А коли повелит огонь священный
Заснуть всем чувствам, хладу стыть в крови,
Да будет гибель Торжеством Любит!

СОНЕТ 43

Я верил: мне поможет Купидон
Похитить Ваше сердце, губы, взор,
Но эти чары сам присвоил он
И стал еще сильней, чем до сих пор.

Глазами Вашими вооружен,
Он взгляд метнет — кто даст ему отпор?
Любой, кто угодил к нему в полон,
Готов принять и гибель и позор,

Сам Купидон лобзает Вас порой,
Так алы Ваши губы и нежны,
Одна как бы целуется с другой.
Когда же он возжаждет тишины,
То в Вашем сердце ищет свой приют,
Куда войти нам, смертным, не дают.

СОНЕТ 44

Моей душе дано в словах раскрыться,
Оплакать боль, которой нет конца,
Мой стон смягчает грубые сердца,
Но та, в ком сердце нежное таится,

Глуха к слезам, как лютая Тигрица,
Увы, не молвит доброго словца.
О, как могло, презрев закон Творца,
Бездушьем Благородство обратиться?

Я истины желанной не постиг,
И всякий раз, как вздох моей печали
Касался врат блаженства, в тот же миг,
Небесные, они преображали
Докучный плач и стон постылый мой
В напев прекрасный радости самой.

СОНЕТ 45

Так часто Стелле грусть моя видна,
Столь явно лик мой выражает горе.
Нет жалости в ее спокойном взоре,
Хоть ей самой известно, чья вина.

Но слушая одну из тех историй,
Где лишь печаль Возлюбленным дана,
Любимая сочувствия полна
И слез горючих исторгает море.

Фантазия, мой друг, волнует Вас
И вымысел сильнее поражает,
Чем то, что Ваш слуга переживает.
А вы вообразите, что рассказ
О безответной страсти прочитали,
И посочувствуйте моей печали.

СОНЕТ 46

Я часто клял тебя, юнца слепого,
Да вижу — сам ты под ее пятой,
Она играет мною и тобой,
Велит блуждать без пищи и без крова.

Глядит и на тебя она сурово, Амур,
Амур, теперь и ты Изгой,
Слепец, учась Любви, глаза открой,
Оставь надежду, не дождешься зова.

Проказник бедный, ветреный пострел,
Наставницы искусной поученья
Тебе не впрок. Ну в чем ты преуспел?
О Милая, ты мне даруй прощенья.
Твой ученик бездельник и юла,
Но даже в нем ты пламя разожгла.

СОНЕТ 49

Я на коне, Эрот на мне верхом —
Гарцуем всласть; служу, в трудах без счету,
Наездником коню, конем — Эроту;
Со всяким злом я, бедный зверь, знаком.

Узда, которой я вперед влеком, —
Мысль, трущая почтенья позолоту;
Осажен страхом, я несусь к оплоту
Надежды под упрямым седоком.

Желанье — Хлыст, седло — Воображенье,
Подпруга — Память; шпорю бок коня —
От шпор Эрота в сердце жар и жженье:
Он так умело оседлал меня,
В езде достиг такого совершенства,
Что дух под ним слабеет от блаженства.

СОНЕТ 50

Стелла, тобой столь переполнен ум,
Что дум не удержать в груди палимой —
Они растут и бродят наобум,
Стремясь явить в словах твой облик зримый.

Я форму дал многообразью дум Рукой,
Амуром по листу водимой.
Смотрю на строки — становлюсь угрюм:
В сем слепке жалком нет лица любимой.

Но не могу я не писать слова
И не могу тотчас не зачеркнуть —
Они мертвы, рожденные едва.
Пускай мое перо закончит путь,
Чтоб муки вновь мой ум не раздирали,
Поскольку имя Стеллы есть в начале.

СОНЕТ 51

Мой слух и я, мы молим перед всеми:
Пусть речи плавные язык твой длит
Для тех, кто без бесед и жить не мнит,
Пусть вести ловит празднословнее племя,

Но я простак, к чему мне хоть на время
Причуды, кои разум твой плодит?
Найди Геракла — он и постоит,
Атлантово взвалив на плечи бремя.

О, говори о сменах при дворе,
О тех, кто в мутных водах рыбу удит,
О случае и о его игре;
Со Стеллой рядом сердце все забудет,
Посетовав, что лучшая из пьес
Идет в нарядах столь пустых словес.

СОНЕТ 52

Любовь и Добродетель — на ножах:
Кому досталась Стелла в обладанье?
Любовь оправдывает притязанья
Своей печатью в царственных чертах.

А Добродетель с пеной на устах
Твердит, что Стеллы лучшее даянье —
Душа, чью святость чтит небес сиянье,
И что не тело повергает в прах.

Что ж, раз уж красота и сила взгляда
Принадлежат Любви, то притязать
На душу Стеллы и не очень надо —
Покуда дело будут разбирать,
Пусть Добродетель в спорах силы тратит,
А нам с тобой, Любовь, и тела хватит.

СОНЕТ 53

Я на турнирах подвизался смело,
Ломал я копья, не жалея сил,
И рев толпы, признаться, был мне мил,
Хвала пьянила, кровь моя кипела,

Но Купидон сразил меня умело,
Взял в плен и громогласно уязвил:
«Ну что, сэр Шут!» — вот что я заслужил! —
«Взгляни сюда!» И мне явилась Стелла.

И ослеплен сиянием ее,
Бесчувственный, почти лишенный зренья,
Я уронил поводья и копье,
Не слышал труб и криков одобренья.
Противник мне удар нанес в упор,
И вот — смущенье Стеллы, мой позор.

СОНЕТ 54

Я не кричу о страсти всем вокруг,
Цветов любимой нет в моем наряде,
С собою не ношу заветной пряди,
Не плачу, не заламываю рук,

И нимфы, почитательницы мук,
Привычные к возвышенной тираде,
Твердят: «О нет! Оставьте, Бога ради!
Ему влюбляться? Что вы! Недосуг!»

Бог с ними. В мой тайник войти лишь Стелле.
Искусство Купидона не по мне.
И вы поймете, девы, что на деле
Таит влюбленный чувства в глубине,
Себя страшится выдать ненароком.
Безмолвен лебедь не в пример сорокам.

СОНЕТ 55

О Музы, к вам взывал я столько раз,
Молил вас расцветить мой жалкий слог,
Чтоб наготу свою прикрыть он мог,
Снискать признанье с помощью прикрас.

Я вдохновения искал у вас,
Из грустных слов вязал цепочки строк,
Вы мне старались преподать урок,
И черный креп я ткал из пышных фраз.

Но не желаю больше сладких слов
И ни о чем вас больше не прошу,
Одно лишь имя я твердить готов,
Когда его я вслух произношу,
Оно, как музыка, владеет мной,
И мне не надо музыки иной.

СОНЕТ 56

Молчи, Терпенье, долог твой урок
И сердцу вовсе непригоден в деле:
Ни крохи взгляда более недели —
И помнить твой урок весь этот срок?

Когда б я буквы взглядов видеть мог,
Что учат кротости, — пусть еле-еле,
Но я бы уж сдержался с дрожью в теле,
И, может, был бы мне совет твой впрок.

Но в миг, когда ее явленья жажду,
Ты предлагаешь мне питье свое,
Чтоб хладной влагой утолить мне жажду?
Нет, я по горло сыт! Яви ее —
С терпеньем пусть остудит пыл мой жгучий!—
А уж потом меня терпеньем мучай.

СОНЕТ 57

Боль, став хозяйкой мыслей и страстей,
Велела слугам, злясь на проволочку,
Сковать из слов стенающую строчку,
Как боль сама, разящую людей,

И Стеллу в миг, когда она добрей,
Застать незащищенной, в одиночку —
Тогда души плотскую оболочку
Пронзит стенанье остротой своей.

Она не раз мои мольбы слыхала
И даже пела их — искусно столь,
Что тьму печали в сердце просветляла.
Казалось бы, должна утихнуть боль
От пения — но нет, такая сладость
В том голосе, что боль мне стала в радость.

СОНЕТ 62

Недавно я, любовью истомленный,
«Жестокая!» сказал Любви моей,
Ответила с любовью затаенной,
Чтоб Истину любви искал я в ней!

И понял я (вначале — восхищенный!):
Живет в ней та любовь всего верней,
Что и меня заставит неуклонно
Брести путем благочестивых дней,

Принудит и меня своею властью
Бежать напрасных бурь надежд и страсти,
Жить, верность Добродетели храня...
Любимая, увы мне: если это
Любви подачка, нищему монета, —
Так не люби же, чтоб любить меня!

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

Кому все песни Муза посвятила,
Вложив в слова и звуки столько пыла?
Твою, твою земную власть пою,
Ты песнь мою одна заполонила.

В ком нежность черт и царственная сила,
Кому Природа главный ключ вручила?
Твою, твою земную власть пою,
Тебя в раю святая рать учила.

Чьи губы так пленительно лукавят,
Кто пол прекрасный и срамит, и славит?
Твою, твою земную власть пою
И сознаю: твой дух Амуром правит.

Чей легкий шаг зиждителей без меры,
О чьем триумфе вострубили сферы?
Твою, твою земную власть пою,
Ты власть свою берешь из рук Венеры.

Чье млеко полнит все сердца отвагой,
Чья отповедь — не бедствие, но благо?
Твою, твою земную власть пою,
Ты бытию — живительная влага.

Чья длань смиряет без противоборства,
Кто даже дряхлости дает проворство?
Твою, твою земную власть пою,
Ты, как змею, дробишь пятой притворство.

Кто сетью влас треножит бег спесивца,
Из горемыки делает счастливца?
Твою, твою земную власть пою —
Чужды лганью превозношенья льстивца.

Чей глас для чувств распахивает двери,
Чья красота — не земнородной дщери?
Твою, твою земную власть пою
И не таю: в тебя как в чудо верю.

Кому все песни Муза посвятила,
Вложив в слова и звуки столько пыла?
Твою, твою земную власть пою,
Ты песнь мою одна заполонила.

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

Ты ли в дреме столь глубокой,
Дар небесный, мой алмаз?
Научу ее сейчас,
Пробудясь, не быть жестокой.

Чары спят, и страх не нужен. С
трелы взора спрятал сон.
Поиграем, Купидон,
Ты, мой мальчик, безоружен.

Язычок, что так сурово
«Нет» бросал навстречу мне.
Сможет ли в блаженном сне
Лепетать все то же слово?

Дремлет ручка — грозный воин.
Путь открыт. Постыдно ждать.
Нужно штурмом крепость взять.
Трус Любови не достоин.

Стой, глупец! В одно мгновенье
Пробужденный вспыхнет взгляд —
И Любовь твою сразят
Возмущенье и презренье.

Только уст влекущих сладость
Поцелуй украсть велит. br> Заучи же алфавит —
И читай себе на радость.

Поцелуй так сладок! Встала
В блеске гневной красоты.
Убегай же, дурень!
Ты Столько мог, а взял так мало.

СОНЕТ 73

Малыш Амур — проказник хоть куда,
Лишь материнский взгляд ему указка,
Ему любая шалость — ерунда,
Все потому, что столь мягка острастка.

Лежала спящею моя Звезда,
Я выпил поцелуй — и гнева маска
И брань мне были платой. Вот беда! —
Мальчишке, а не мне нужна бы таска.

Прощенья нет, и гнев ее воссел
На троне красоты. А кто так смел,
Чтоб шаг приблизить к судиям пунцовым?
Небесный шут, твой самый лучший лик
Гнев столь прекрасным сделал в этот миг,
Что искушает поцелуем новым.

СОНЕТ 74

Темпейских рощ не снилась мне прохлада,
Мне к струям Аганиппы не припасть,
Тупице, недостойному обряда,
В любимцы Муз вовек мне не попасть.

Твердят нам: «Страсть поэтов!» О, не надо!
Кто знает, что такое эта страсть?
Но поклянусь рекою черной ада:
Не крал я мыслей и не стану красть.

Вам странно, как же с легкостью такою
Слова и мысль моя текут ручьем,
И я пленяю знатоков строкою?
Ну почему?.. Нет... Что вы? Нипочем
Не догадаться вам. А вот в чем дело:
Мои уста поцеловала Стелла.

СОНЕТ 75

Из всех владык, по мненью моему,
Быть первым Эдуард Четвертый вправе,
Дань воздаю не стати и уму,
Хотя и меньший дар приводит к славе,

Не тем он мил, что твердым был в расправе
И за отца отмстил, не потому,
Что путь мечом пробил к своей державе,
Что покорился даже Марс ему,

Что был король грозой французских лилий,
Хоть лев шотландский самому грозил,
И что Людовик покорился силе.
Нет, не за то мне этот рыцарь мил,
А лишь за то, что, будучи на троне,
Свою Любовь он предпочел Короне.

СОНЕТ 76

Она пришла — и знак стремить лучи дала
Светилам-близнецам ко мне, кто в сон глубокий
Был погружен во тьме, а ныне зрит потоки
Сияния отрад, любовного тепла.

Блистанье и тепло заря мне принесла —
Столь нежные, что в свод и светлый и высокий
Вперяю долгий взор — не страшны, не жестоки
Лучи, но, их страшась, уходят хлад и мгла.

Я рассуждаю вслух — а полдень в небе крепнет,
И, заполняя мир, свет огненный растет,
И сердце жжет ожог, и в муках взор мой слепнет —
Ни ветерок, ни тень страдальца не спасет.
Поклон, и вздох, и взгляд к светилу я стремлю,
Умерить жар лучей и лечь в постель молю.

СОНЕТ 79

О сладкий поцелуй, ты — сласть сплошная,
Сладишь сильней сластей, что всласть сладят.
Ты — хор, в котором чувства спелись в лад,
В возок Венеры голубков впрягая;

В бою Амура всюду ждешь, пленяя;
Ты — ключ двойной: того, кто сам богат,
Даришь богатством редкостных наград;
Отрад наставник, счастье обещая,

Ты учишь нас: дай бой и покорись
В дружеской драке, где сладки удары,
Где смерть мила, когда тела сплелись;
Ты — первенец надежд, заложник жара
И завтрак неги. Чу! Пред ней молчу:
Я въяве поцелуй испить хочу.

СОНЕТ 82

О нимфа сада, дивный облик твой —
Живой укор красотам небывалым
Того, кто стыл над водяным зерцалом,
И той, что пред Троянцем шла нагой.

В твоем саду у Вишен вкус хмельной —
Как много сласти в этом соке алом!
О, уступи, сладчайшая, хоть в малом:
От Вишен не гони своей рукой!

Хоть в страсти я ума отбросил груз
И, в ход пустив и смелость и отвагу,
На нежней вишне совершил укус,
Прости мой промах, не гони беднягу.
Клянусь, что впредь, вкушая благодать,
Я стану целовать, а не кусать!

СОНЕТ 83

Филип, я долго был в ладах с тобой,
Смотрел, как ты втирался к ней в доверье,
Ты скромником держался, лицемеря,
Гоним как будто кроткою рукой.

Я ревновал, но слушал щебет твой —
Ты на груди у милой пел Венере.
Как я страдал, глазам своим не веря —
Ты спал в лилеях рядом с госпожой!

Что ж, эта милость спесь твою взрастила?
В сетях самодовольства стал ты глуп.
Как дерзости в тебе, наглец, хватило
Коснуться клювом этих сладких губ
И с языка слизнуть Нектар, смелея?
Сэр Фип, уймись, не то сломаешь шею!

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

Коль музыкой любви Орфеева свирель
Кружила в танце лес, бесчувственный досель,
А лирой Фебов храм построил Амфион
Из пляшущих камней, взлетевших в небосклон,
То пенье Стеллы во сто крат сильней.
О камни, о леса, внимайте ей!

Всесилен хмель любви. Уж если, опьянен,
Влюбился в пастушка без памяти дракон,
Гречанки светлый взор так полюбил орел,
Что с гибелью ее безбрежный мрак обрел,
То знай: земную страсть влечет зенит.
О звери! Птицы! Стелла там блестит.

Ты спросишь, отчего хор птиц и сонм зверей,
И камни, и леса с любовью в ноги к ней
Не бросились еще? — Так велика их страсть,
Что замерли они, не в силах в ноги пасть.
О бедный разум! Как ты поражен!
И взор, и слух людской заворожен.

СОНЕТ 85

Я вижу берег! Сердце, не спеши:
Твой парус судну шаткому опасен.
Порыв, рожденный радостью, прекрасен,
Но он сулит крушение души.

Так слабоумный Лорд в ночной тиши
Закон измыслит, что для всех ужасен.
И людям, для которых путь был ясен,
Укажет тропку, где обрыв в глуши.

Свободу слугам предоставь своим,
Пусть уши разуму доносят звуки,
Лик Красоты глазам необходим,
Дыханью — аромат; пускай же руки
Обнимут мир — с Любовью и людьми,
А ты всю царственную Дань возьми.

ПЕСНЬ ШЕСТАЯ

О судия, открой,
Кто более велик, —
Сей голос неземной
Иль сей небесный лик?
Не бойся дать ответ —
В их споре гнева нет.

Защитников уста
Прославлены весьма:
Здесь спорят Красота
И Музыка сама.
И радость наградит
Того, кто победит.

У каждого истца
Отменный адвокат.
Так золото отца
У брата просит брат.
И долог будет спор,
И труден приговор.

Нас Красота пронзит —
И вот весь мир исчез,
Лишь грация сквозит
В гармонии небес.
А совершенный лик
От сплава их возник.

Взлетает в небо речь —
Так музыка чиста.
Одним движеньем плеч
Пленяет Красота.
Но спор умолк — и тут
Друзья сторон идут:

Любовь, ее влечет
Сияние красот,
А Удивленье льнет
К чудесной силе нот, —
Но в мощи двух сторон
Сей диспут растворен.

И вновь о мощи двух
Ведут горячий спор
Свидетель — острый Слух,
Свидетель — ясный Взор.
Любой из них вот-вот
Другому даст отвод.

Но Здравый Смысл ведь есть
Бесстрастный судия.
Кого же предпочесть? —
Он скажет, не тая.
Но россыпи похвал
Он поровну раздал!

Средь тайн и средь высот,
Принц Разум, только ты
Постиг и прелесть нот,
И пенье красоты.
Вели же замолчать
И славой их венчать!

ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ

Чьи чувства в столь дурной союз Природа съединила,
Что не пленяет их ничуть сладчайших звуков сила,
Иль, коли пленены, но столь у мысли под пятою,
Что бренным именем хотят означить все святое, —
Да будут звуки им слышны, и, таинством влеком,
Да станет каждый дуракам, не будь он дураком.

А кто не видит красоту свинцовыми глазами,
А, видя, в толк не может взять чугунными мозгами,
А, взявши в толк, не поспешит влюбиться, столь он грязный,
А, полюбив, спешит уйти, столь предан мысли праздной, —
Да будут им лучи видны, да будет дан урок,
Чтоб знали, как любовь крепка, невежды назубок.
О, слышь, но слышь, заворожен, о, зри, но зри, плененный;
Не бренный дар, не плод земной сойдет к тебе, влюбленный.
Ты зришь лицо. Лицо ли? Нет, ты неба зришь символы.
Два жизнетворных светоча свой свет роняют долу.
Ты слышишь вглубь летящий глас? Ты мыслишь — это глас?
Нет, суть его меж ангелов на небе родилась.

СОНЕТ 87

Когда меня от Стеллы уводил, —
Сей снеди чувств, сей сердца сердцевины,
От той, чей свет душе покой дарил, —
Долг расставанья, долг дороги длинной,

Ее лицо исполнилось кручиной,
И слез заслон в глазах ее застыл,
Вздох смял уста, сковал черты личиной,
И скорбь в словах мой скорбный слух ловил.

Восплакал я, увидев жемчуг скатный,
И вторил вздоху жалобой невнятной,
И с радостной надеждой в путь пошел.

И все ж — поскольку горек был осадок,
А повод для печалованья сладок, —
Я был бы зол, когда бы не был зол.

СОНЕТ 89

Разлуки хмурая, глухая ночь
Густою тьмой обволокла мне день —
Ведь очи Стеллы, что несли мне день,
Сокрылись и оставили мне ночь;

И каждый день ждет, чтоб настала ночь,
А ночь в томленье призывает день;
Трудами пыльными замучит день,
Исполнена безгласных страхов ночь;

Вкусил я зло, что дарят день и ночь;
Нет ночи непроглядней, чем мой день,
И дни тревожней, чем такая ночь;
Я знаю все, чем плохи ночь и день:
Вокруг меня зимы чернеет ночь,
И жжет меня палящий летний день.

СОНЕТ 90

Не жду, о Стелла, славы и побед,
Лишь ты моя надежда и мечта,
Твой взор — мой взлет, мой рок — твои уста,
Мне всех похвал дороже твой привет.

Ты скажешь: я честолюбив? О нет!
Гнездо из Лавров — призрак и тщета.
Когда умру, мне хватит и креста,
К чему Надгробье с надписью «Поэт»?

Добился б я признанья хоть сейчас
И мог бы слыть отменным рифмачом,
Причем без чуждых перьев и прикрас,
Ведь я пишу, а разум ни при чем:
Твоя краса живет в моей строке,
Любовь к тебе велит писать руке.

СОНЕТ 92

Вы, сударь, цените свои слова,
Как целый трюм товара привозного?
Как житель Спарты, бережете слово?
Мой слух щадите? Поглядев едва,

Вы цедите одно, от силы два.
О Стелле я вас вопрошаю снова,
Вы отвечаете: «Жива-здорова».
Достаточно ли знать мне, что жива?

Мне надо знать, скажите, Бога ради,
Была она грустна иль весела,
Смеялась ли, в каком была наряде,
Как время коротала, с кем была,
Меня хоть ненароком вспоминала?
Все, все скажите! И еще — сначала!

СОНЕТ 96

Ты не случайно, мысль, на ночь похожа
И с ней в одни цвета облачена:
Подобно ей, безрадостно темна,
Ты в белый день, подобно ей, не вхожа.

Тебя — разлад, ее — сомненье гложет,
Ты те же слезы лить обречена,
Молчать в тиши, когда молчит она,
Полночной тяжестью сердца тревожа.

Вы — одиночеств горестный приют:
Являет ночь безумных духов лица,
В тебе — метанья духа предстают.
И все же ей с тобою не сравниться:
Угомонясь, покоя ищет ночь,
А ты его упрямо гонишь прочь.

СОНЕТ 97

Чтоб Ночь развлечь, на небесах Диана
Во всей красе свой лик являет вдруг
И звездных Нимф зовет в веселый круг,
Чьи стрелы смертных ранят беспрестанно.

Но Феба Ночь-бедняжка любит рьяно
И, понимая безнадежность мук,
Чурается резвящихся подруг —
Молчит, в наряд одевшись чернотканый.

Вот так же Леди по стопам богини,
Изящества и вежества полна,
Рой туч моих развеять тщится ныне.
Но будь самою радостью она,
Все ж в сердце не рассеяла б ненастья —
Без света Солнца я не знаю счастья.

СОНЕТ 98

Постель, ты мир несешь для душ иных —
Мою ведешь, что ночь, к войне и бою.
В твоей тиши я бьюсь с лихой судьбою —
Сколь горьки вздохи у брегов твоих!

Маня толпою теней дорогих,
Сулишь покой — но не бывать покою
(От шпор Любви, от плетки горя вою),
Мечусь, моля, и хоть бы миг был тих!

На лике горя ужас темноты
Облагородил мрачные черты,
Но праздность вновь морщины обнажила.
Аврора встала, и опять светло,
И щурюсь я от зависти: пришло
К червям их Солнце — где ж мое светило?

СОНЕТ 102

Где алость Роз, досель нам услаждавших зренье?
О, где румянец щек, которым иногда
На миг дарила честь прелестный знак стыда?
Кто небеса лишил пурпурного горенья?

Как мог Природы дар, венец ее творенья —
Густой пунцовый цвет — исчезнуть без следа?
Как смела бледность смыть, ответьте, господа,
Тот цвет, что разум мой лишает разуменья?

Галеновы сыны, чей немудрящий взгляд
Не проникает вглубь, во всем болезнь винят,
Но глупости врачей, скажите, есть ли мера?
Виной Амур — он сам бумажный лист белит,
Историю любви на нем запечатлит,
А пурпурных чернил Амуру даст Венера.

СОНЕТ 104

Но чем я вас, завистники, задел,
Что каждый взгляд, мое любое слово
Оклеветать злословие готово,
Таясь везде, куда б ни поглядел?

Вас не смягчит мой горестный удел:
В тюрьме разлуки не поднять засова,
Кромешен мрак, и нет пути иного,
И скорбь словам поставила предел.

Промедлю под окном благословенным,
Обрадован, от жажды в забытьи,
Пустым бокалом, точно кубком пенным, —
Вы тут как тут, ревнители мои:
«Он любит Стеллу! Он о ней стенает!»
Глупцы! Да кто же это отрицает!

ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ

«Под окном, во тьме ночной
Кто играет, словно стонет?»
Тот, кто с глаз твоих долой
Сослан, и скорбит — и гонит
Грубый свет звезды иной.

«Ты ли тянешься к огню
С прежней пылкою мольбою?»
Друг мой! Грезы сохраню
И, оставленный тобою,
Сгину, если изменю.

«Все рассеется, как сон,
Лишь настанет час разлуки».
Нет, бессилен сей закон:
В сердце, полном смертной муки,
Облик твой запечатлен.

«Все пройдет с теченьем дней.
Время людям неподвластно».
Станет суть вещей ясней.
Горлинке, влюбленной страстно,
Суждено любить сильней.

«Ты забудешь о любви
В вихре новых увлечений».
Ликов ангельских рои,
Хор красавиц — только тени,
Тени бледные твои.

«Эти мысли возлелей!
В них елей и свет небесный...»
Отчего ты стала злей?
Никогда, цветок прелестный,
Не казалась ты милей.

«От любви невзгоды сплошь.
Ты устанешь и остынешь».
Как в безумье ни трясешь
Сей кинжал — любви не вынешь:
Глубже в сердце всадишь нож.

«Приходить сюда не смей!
Мне покоя здесь не стало».
Я лишусь блаженных дней,
Только б ты тревог не знала.
Здесь причал души моей.

«Ну, беги! Довольно сцен!
Аргуса не дремлет око!»
О богиня перемен!
О Фортуна! Ты жестока.
Покидаю милый плен.

СОНЕТ 105

Она исчезла. Горю нет конца...
Бесплотно и бесследно, как виденье,
Из зеркала исчезло отраженье,
Хоть лик ее хранят в себе сердца.

Клянусь, я был невинней мудреца,
Когда в невероятном ослепленье
Все зеркала заставил в исступленье
Служить свеченью одного лица.

Но хватит плакать. Ожерелье слез
Мне не вернет утерянного Бога.
Будь проклят паж, который факел нес,
Будь проклят Кучер, проклята дорога.
Ты поровну на всех проклятья раздели.
Я трижды проклят сам за то, что был вдали.

СОНЕТ 106

О боль разлуки — Стеллы нет со мной;
О ложь надежды лестной! С честным ликом
Она лгала, что в этом месте диком
Увижусь я со Стеллой неземной.

Вот я стою над жуткой крутизной,
Страдание во мне созрело криком,
Но в ослепленье жалком и великом
Хочу молиться я тебе одной.

Здесь вижу много я прекрасных Дам,
Плетущих кружева беседы нежной,
Но в сердце им я заглянуть не дам,
В их утешенье привкус неизбежный
Целебной лжи, которая всегда
Несет туда веселье, где беда.

СОНЕТ 108

Когда беда (кипя в расплавленном огне)
Прольет на грудь расплавленный свинец,
До сердца доберется, наконец,
Ты — свет единственный в моем окне.

И снова в первозданной вышине
К тебе лечу, как трепетный птенец,
Но горе, как безжалостный ловец,
Подстережет и свяжет крылья мне.

И говорю я, голову склонив:
Зачем слепому ясноликий Феб,
Зачем глухому сладостный мотив,
И мертвому зачем вода и хлеб?
Ты в черный день — отрада мне всегда,
И в радости лишь ты — моя беда.