Эдмунд Спенсер

Из цикла «Amoretti»

1

Блаженны вы, страницы, ибо вам,
Дрожащим, как рабы при властелине,
Дано прильнуть к лилейным тем рукам,
В которых жизнь моя подобна глине.

Блаженны строки, что в своей пустыне
Я кровью сердца напитал сполна,
Когда двум светочам — глазам богини —
В них будет мука смертная видна.

Блаженны рифмы, взятые со дна
Священных вод на склонах Геликона,
Коль милостива будет к ним она,
Мой хлеб души и благость небосклона.

Стихи мои, угодны будьте ей!
Что мне за дело до иных судей.

5

Сочли вы слишком гордой и надменной
Любимую, но это — оговор.
Достоинство, что для меня бесценно,
Ей ставят недостойные в укор,

Затем что лик ее дает отпор
Обману, грязи, низости, навету.
Она приковывает всякий взор,
Для взоров дерзких холодом одета.

Ей к чести гордость и надменность эта —
Они и щит невинности, и знак,
И безмятежность, словно знамя света,
Над милой реет, да смутится враг.

Все лучшее, что в мире есть, едва ли
Без гордости подобной создавали.

15

Сокровища двух Индий истощив,
О чем, купцы, печетесь ежечасно?
Прилив на службу ставя и отлив,
Вы в дальних странах ищете напрасно.

Вот милая моя. Она — прекрасна.
В ней средоточье всех сокровищ мира:
Паросский мрамор — лоб ее бесстрастный,
Ее глаза — огромные сапфиры,

И губы — лалы дивного Кашмира,
И руки милой серебра светлей,
И зубы — жемчуг, и дыханье — мирра,
И ослепляет золото кудрей.

Но виден лишь для избранных сердец
Бесценных добродетелей венец.

16

Ее глаза — любви моей светила,
Я в них, как зачарованный, смотрел,
Но дивное виденье мне открыло,
Что я был слишком дерзостен и смел.

И почему я жар не утолю
На том морозе, что в душе у ней,
И все в поту клокочущем киплю
Средь ширящихся яростно огней?

О, всех явлений на земле странней,
Что огнь твердыню льда лишь укрепил,
И лед, морозом скованный сильней,
Чудесно раздувает жгучий пыл.

Да, страсть в высоких душах такова,
Что рушит все законы естества.

34

В безбрежном океане звездный луч
Поможет к гавани корабль вести,
Но развернется полог черных туч,
И мореход сбивается с пути.

Я за твоим лучом привык идти,
Но скрылась ты — потерян я, несмел,
Твой прежний свет я жажду обрести,
Гадая, где опасностям предел.

И жду, хоть лютый ураган вскипел,
Что ты, моя Полярная Звезда,
Вновь озаришь сияньем мой удел
И тучи бед разгонишь навсегда.

Пока ж ношусь по волнам без утех,
Тая задумчивость и скорбь от всех.

37

С таким коварством золото волос
На ней покрыла сетка золотая,
Что взору вряд ли разрешить вопрос,
Где мертвая краса и где живая.

Но смельчаки глядят, не понимая,
Что глаз бессильный каждого обрек
На то, что сердце чародейка злая
Уловит тотчас в золотой силок.

А посему я зренью дал зарок
Игрой лукавой не пленяться боле,
Иначе, поздно распознав подлог,
Потом вовек не выйти из неволи.

Безумен тот, кто предпочтет взамен
Свободе — плен, хоть золотой, но плен.

44

Когда, о золотом руне забыв,
Друг с другом бились воины Эллады,
Орфей смирял их яростный порыв
И лира исцеляла все разлады.

Что ум для страсти? — Хрупкая преграда,
И вот, в братоубийственной войне,
Где чувство чувству не дает пощады,
Душа подобна выжженной стране.

И лира бедная — не в радость мне:
Она врагов лишь распаляет боле.
Вскипают страсти по ее вине
И горе надо мной глумится вволю.

И чем искуснее мирю врагов,
Тем больше злоба их упорных ков.

54

Любимая в театре мировом
На все бесстрастно устремляет взгляд.
Участвую в спектакле я любом,
Меняя облики на разный лад.

Найдя на свете повод для отрад,
Я мишуру комедии беру,
Когда же горести отяготят,
Я делаю трагедией игру.

Но, радостный ли, в страстном ли жару,
Явлюсь на сцене я — ей все равно:
Я засмеюсь — от строгих глаз замру,
Заплачу — ей становится смешно.

Она, стенай пред нею иль смеши.
Не женщина, а камень без души.

63

Теперь, когда я в бурях изнемог,
Изведав этих волн смертельный бег,
Когда преподан мне такой урок,
Что мой корабль — калека из калек,

Я вижу вдалеке желанный брег,
Незыблемый под бременем благим
Всего того, чем счастлив человек.
Того, что звать привык он дорогим.

Блажен, кто был в пути тоской томим
И очутился вдруг в земном раю.
Когда такая радость перед ним,
Забудет он былую боль свою.

В былых страданьях видит краткий миг
Тот, кто блаженства вечного достиг.

65

Окончил путь усталый старый год,
Явился новый в утреннем сиянье
И начал мерных дней круговорот.
Сулящий нам покой и процветанье.

Оставим же за новогодней гранью
С ушедшей прочь ненастною порой
Ненастье душ и грешные деянья
И жизни обновим привычный строй.

Тогда веселье щедрою рукой
Отмерит миру мрачному природа
И после бурь подарит нам покой
Под свежей красотою небосвода.

Так и любовь — мы с нею поспешим
От старых бед к восторгам молодым.

67

Погоней бесконечной изможден,
Охотник зверя затравить не смог.
Отчаявшись, в тени садится он,
И часто дышат гончие у ног.

Так я отчаялся и дал зарок
Не домогаться той, кого люблю,
Но лань от заболоченных проток
Сама вернулась к ближнему ручью.

Ловя губами чистую струю,
Смотрела кротко, не противясь мне:
Ждала, пока я путы ей совью,
Дрожащую, поглажу по спине,

А я не верил собственным глазам:
Столь дикий зверь — и покорился сам.

70

У короля любви, что правит нами,
Ты вестница, о нежная весна.
Накинув плащ, усыпанный цветами,
Чьим ароматом вся земля полна,

Ступай к любимой, разбуди от сна
Ее в жилище зимнем и сонливом.
Скажи, не будет счастлива она,
Не поспешив за временем счастливым.

Как должно юным, нежным и красивым
Пускай повинности любви несет.
А ту, что вешним не вняла призывам,
Ничто от наказанья не спасет.

О, милая, весны нам не вернуть.
Со свитой короля — скорее в путь!

72

Как часто дух мой распрямит крыла,
Желая взмыть к чистейшим небесам,
Но кладь забот вседневных тяжела
И нудит смертного к земным делам.

Когда же явится краса очам,
Подобная сиянию небес,
То счастья выше не изведать нам,
И, глядь, порыв за облака исчез.

Для хрупкой мысли больших нет чудес,
Блаженств и наслаждений не избыть,
Одно влечет, коль мир в душе воскрес:
Как ревностнее милой послужить,

И сердце грезит только об одном —
О счастье райском в бытии земном.

73

Ты далеко, и я с собой в разладе,
И рвется сердце из своей темницы.
Все путы, кроме этих дивных прядей,
Оно презрело и к тебе стремится.

Оно летит к тебе подобно птице,
Что к пище устремляется проворно.
Твои глаза и длинные ресницы
Для сердца то же, что для птицы зерна.

Не отвергай мольбы его упорной:
В твоей груди, в обители желанной,
Пускай живет, пускай, любви покорно,
Тебя стихами славит неустанно.

И ты увидишь, что в груди прекрасной
Ты приютила птицу не напрасно.

75

Я имя милой вздумал написать
На дюнах, но его смела волна.
Его решил я вывести опять,
И вновь прибоем смыло письмена.

«Бесплодны тщания, — рекла она, —
То наделить бессмертьем, что умрет!
Уничтоженью я обречена,
И время без следа меня сотрет».

«Нет! — молвил я. — Пусть низших тварей род
Падет во прах — жить будешь ты в молве:
Мой стих тебя навек превознесет,
Напишет имя в горней синеве;

Коль смерть одержит верх над всем живым,
Мы жизнь любовью вечной возродим».

77

Во сне я видел или наяву
Столешницу — слоновой кости гладь?
Всех дивных яств на ней не назову:
Лишь короли достойны их вкушать.

И словно источали благодать
На серебре два яблока златых,
Но не Геракл их уходил искать,
Не Аталанте их бросал жених —

Нет, это чудо для садов своих
Сама любовь из рая принесла,
И нет желанней и запретней их,
Они сияют вне греха и зла.

О груди милой — пиршество любви,
Где гости — мысли страстные мои.

79

Все восхваляют красоту твою,
И знаешь ты сама, что ты прекрасна,
Но я один твой светлый ум пою
И дух твой, добродетельный и ясный.

Стирает время дланью беспристрастной
Прекраснейшую из земных красот,
Но в красоте души оно не властно,
Не страшен ей времен круговорот.

Она — порука, что ведешь ты род
От духа той гармонии нетленной,
Чья красота извечно предстает
Во всем, что истинно и совершенно.

Прекрасны духа этого творенья,
Все остальное — только дым и тленье.

80

По королевству фей промчал я путь
Длиной в шесть книг, и мчал во весь опор,
Я изнемог и жажду отдохнуть,
Не ставьте же усталость мне в укор.

Я стану вновь неутомим и скор,
И вырвусь после отдыха из пут,
Как резвый конь, не ведающий шпор,
И с жаром я продолжу прежний труд.

Дотоле пусть уста мои поют
В плену желанном твой небесный взгляд.
И, созерцая красоты сосуд,
Я верю — мысли снова воспарят

И станут гимны красоте твоей
Преддверьем гимнов Королеве Фей.

82

О моя радость, ты — любовь моя,
И тем судьба моя благословенна.
Но сожалею, что унизил я
Тебя любовью столь несовершенной.

Будь небо справедливым неизменно,
Оно послало бы в твой нежный плен
Великого поэта, чтоб нетленный
Сиял твой облик в золоте письмен.

Я ж, недостойный у твоих колен
Молить о счастье, счастлив не по праву,
Но дар свой скромный милостью Камен
Я целиком отдам тебе во славу.

И сам возвышусь пред людьми и богом,
Превознося тебя высоким слогом.

88

Как брошенный подругой голубок
На опустелой веточке сидит
И плачет, что от милой он далек
И скоро ль та обратно прилетит,

Так, я разлукой с милою убит,
Взад и вперед, один с моей тоской
Весь день брожу, храня унылый вид,
И горестные слезы лью рекой.

Ничто под солнцем взор влюбленный мой
Не веселит, когда любимой нет,
Когда не вижу пред собою той,
Чьей прелестью пленен весь божий свет.

Она сокрылась — и во мраке я,
Подобьем смерти стала жизнь моя.