Эразм Роттердамский.
О превратности времени, к другу

Эпитафия Яну Ван Окегему, величайшему музыканту

Так неужели умолк
Тот глас, славнейший некогда,
Глас Окегема златой?
Так музыки угасла честь?
Ну говори, говори
На струнах скорбных, Аполлон,
И Каллиопа сама,
Одета в траур, с сестрами
Слезы священные лей.
Скорбите, страстность милую
Музыки взял он с собой.
И мужа восхвалите вы:
Да, Аполлоновых чар
Он был священным Фениксом.
Злая, что делаешь, смерть?
Умолкнул голос — золото,
Золото — голос того,
Кто скалы вел бы пением:
Гибкий, искусный напев,
Не раз в прозрачной ясности
В храме взносившийся ввысь,
Ко слуху небожителей,
И земнородным мужам
Сердца глубоко трогавший.
Злая, что делаешь, смерть?
Как здесь к нему пристрастна ты.
Кто беспристрастна ко всем!
Ты без разбора многажды
Дело губила людей;
Но божье дело музыка, —
Что же ты богу вредишь?